Зеленая книга читать ПРОДОЛЖАЯ СРАВНЕНИЯ 43
, тогда как в РФ официально вроде бы государственный русский язык подвергается всё большему искажению и вытеснению (преимущественно, американизмами, включая и внедрение механически переведённых,чуждых русскому слуху, но свойственных США оборотов речи). В-третьих, в Белоруссии последовательно сохраняется культурная преемственность (вернее, воссоздана патриотической командой А.Г Лукашенко).
Примеров тому — трудно исчислимое множество. Приведём выдержку из только что прозвучавшей речи Президента Белоруссии А.Г. Лукашенко: „Знамёна Советской, Красной Армии навечно овеяны славой. Наша Армия освобождала Берлин и Варшаву, Вену и Будапешт. Наша Армия принесла свободу Европе и спасла мир. Мы сохранили народную армию, отказавшись от «наёмного войска», восстановили престиж военной службы и глубочайшее уважение к защитнику Отечества“.
Конституция Беларуси 1994 года, с изменениями и дополнениями, принятая на республиканском референдуме 24 ноября 1996 года, содержит статью 4, которая гласит: „Демократия в Республике Беларусь осуществляется на основе многообразия политических институтов, идеологий, мнений. Идеология политических партий, религиозных или иных общественных объединений, социальных групп не может устанавливаться в качестве обязательной для граждан“32
Со времени принятия данной Конституции РБ в неё были внесены лишь изменения, касающиеся выборов. Ныне готовятся новые изменения Конституции Беларуси. Здесь же приведём полностью текст статьи 13 Конституции РФ:
„1. В Российской Федерации признаётся идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. 3. В Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность.
-
Общественные объединения равны перед законом. 5. Запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооружённых формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни.“
.
На наш взгляд, мудрость этой статьи заключается в том, что она, во-первых, позволила — не вступая в дискуссии, опасные для консолидации общества,- выключить те вредные для всех наших народов (входивших в советскую многоэтническую нацию) структурные основы и мировоззренческие последствия прежней официальной в СССР идеологии33
В действительности очень многиефактическиеположения марксизма ещё во времена В.И. Ленина были существеннейшим образом изменены (по тактико-политическим соображениям об этомникогдапрямо не говорилось), а при И.В. Сталине этимодификациизавершились практическиполным отказомот марксизма напрактическом уровне,но при… сохранении официального имени официальной идеологии СССР и основных инструментов марксизма. Этот разрыв между формой и содержанием, как ифактически укоренившийсяформацимонный принцип советского обществоведения причинили немалый вред: вначале сознанию народа, а потом и стране (всё, всё использовалось нашими внешними врагами!). И.В. Сталин прекрасно сознавал опасности как идеологического вакуума (в случае официального отказа от идеологии марксизма), так и создавшегося при его прямом (и сознательном) участии уже упомянутого разрыва. В частности, Сталин не раз повторял, что „без теории нам смерть!“, привлёк к созданию теории лучшие силы (например, Д.Т. Шепилова), написал и издал книгу „Вопросы социализма“. но этого было и мало, и уже слишком поздно. А раньше выработке теории всё время мешали то одна, то другая, как теперь говорят, „непреодолимая сила“ (вроде войны с фашистами). Настоятельно рекомендуем думающему, незашоренному антисоветской пропагандой читателю найти только что вышедшую очень глубокую, как и всегда, книгу С.Г. Кара-Мурзы — виднейшего политолога и философа современности: „Маркс против русской революции“ (Москва: Яуза, Эксмо, 2008 — .320 с.). После смерти Сталина 55 лет назад лишь человек, написавший „Советскую Цивилизацию“, мог и был вправе создатьтакуюработу. Впрочем, и Сергей Георгиевич не решался её издать около двух лет: далеко не все могли понять, а неорпвданный всплеск и без того необузданного антисоветизма был весьма вероятен.